И С НИМИ ГИБЕЛЬ РАЗОСЛАЛ К СОСЕДЯМ В ЧУЖДЫЕ ПРЕДЕЛЫ.

[jaga_lux_2]

Давно обещала написать про роль русской литературы и литераторов в становлении Российской империи в том виде, в каком она существовала почти два века. Прежде всего считаю нужным обратиться к теме Кавказа, как наиболее разработанной и характерной, в творчестве двух российских поэтов: Лермонтова М.Ю. и Пушкина А.С..
      Несомненно, их художественные произведения являются образцами колониальной "законности" и "мудрости". Прежде всего поражает разница между тем, как описываются русские, очень серьезно и обстоятельно, и местное население - со снисходительностью и пренебрежением. В своем произведении "Путешествие в Арзрум" Пушкин прямо с места в карьер накидывается на черкесов (так раньше называли чеченцев), и говорит о них в словах, вполне приличиствующих человеку имперского мышления, кроме того он не в шутку, а вполне всерьез называет Россию (в частности Псковскую губернию!) Европой, ну а жителей ее, т.е. россиян, следовательно - европейцами? В отличие от этого глубоко "просвещенного" населения, черкесы "дикие" и живут "племенами", где бесконечно враждуют друг с другом. Видно, обычай стреляться на дуэлях с десяти шагом Александр Сергеевич считал просвещенным обычаем, свидетельствующим не о дикости, а о благородстве россиян. То есть то качество, которое прославляется у народа завоевателя, глубоко порицается и осмеивается у народа порабощенного, причем  побежденного отнюдь не окончательно, в отличие от крымских татар, как упоминает автор. Логика, конечно, блестящая, вероятно, расцветшая в садах Лицея, и подшлифованная в высоко-рафинированном и культурном светском обществе Петербурга и Москвы.
     Однако и тут оказывается не так, недолет, в общем: " Дух дикого их рыцарства заметно упал. Они редко нападают в равном числе на казаков, никогда на пехоту и бегут, завидя пушку. Зато никогда не пропустят случая напасть на слабый отряд или на беззащитного. Здешняя сторона полна молвой о их злодействах." Замечательные своей откровенностью выраженного чувства слова, где прямо выражено желание унизить поверженного врага. Сразу сказывается "благородное" воспитание - это когда он "милость к падшим призывал". Однако эти "падшие" были не черкесы какие-то, склонные к диким набегам и обычаю брать в плен заложников. Почему-то тут поэт не цитирует, по своему обыкновению, что-нибудь из латыни, например, Гая Юлия Цезаря "Записки о галльской войне", где подробно описывается, как, когда и зачем следует брать заложников, каков размер выкупа, как устраивать лагеря (у него потом другие гимназисты научились, в начале 20 века). А вот бы была интересная вставка из "Записок" и сравнение Цезаря и германцев с бриттами с черкесами неуправляемыми. Я уже не говорю, что поведение российской армии мало чем отличалось, в смысле дикости,- да и как можно? Война есть война. Но читать было бы намного интереснее.В конце абзаца автор пафосно восклицает: "Что делать с таковым народом?" Как будто это дело России - что-то с ними делать. Сам же упоминал, что " мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены" - тут, естественно, возникает вопрос - что им делать с этими дикими россиянами, вооруженными оружием, намного сильнее их шашек, сабель и кинжалов? Но вполне в духе издевательства над ослабевшим противником, Пушкин дает совет о введении роскоши, которая может бланоприятствовать их укрощению, а именно - "самовар был бы важным нововведением". Такого ерничанья Цезарь, воспитанным в уважении к врагу, каков бы он ни был, не позволял себе никогда. Тут российская литература, претендующая на то, чтобы быть "русской" (помните, некий мистический "русский дух", который "пахнет"? от портянок, вероятно), оказалась впереди всех в выражении своей "культуры", ни прибавить, ни убавить.
    Такого же благородства исполнены слова Пушкина о женщинах, на этот раз другого покоренного "племени" - осетины. Те самые, которые вдруг так внезапно потом полюбили Россию. О женщинах же было сказано следующее "женщины их прекрасны и, как слышно, очень благосклонны к путешественникам." Чудная фраза, прямо так и просится на цитирование и в современных условиях политической жизни. Почти 200 лет прошло - обстоятельства все те же, действующие лица не изменились, так может и женщины все также благосклонны к русским солдатам и офицерам? Однако про отношение к женщине поговорим в разделе о произведениях М.Ю. Лермонтова.
     Были еще краткие мгновения общения путешественника с местными и покоренными, из них характерна сцена встречи с плененными пашами. Одного из пашей автор называет весьма пренебрежительно "ужасным хлопотуном" , и сразу понятно, что чувство собственного достоинства не присуще этим людям, которые так юлят перед победителями, и отмечает как трагикомедию слова, учтиво сказанные этим стариком: "Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются". О, конечно, Пушкина развлекли эти слова, он был просто в восторге, как будто заговорила Валаамова ослица - а не народ древнейшей культуры. Однако появившегося тут же у входа дервиша с приветствиями, его "братья" взашей вытолкали вон. Странно, что великий поэт никак не отреагировал на это - да и судьба паши нам неизвестна.Хтя, собственно, это такие мелочи. 
    Это произведение Пушкина было написано с единственной целью - придать позитивную окраску в глазах русского и европейского общества прямому насилию России над народами Кавказа. Ведь то, о чем не сказано, как бы и нет вовсе.Собственно, сам автор акцентировал свою цель в предисловии, опровергая и отвергая мнение французского критика, что подобного рода произведение может быть только сатирическим. Ну нет, тут уже и сам Пушкин ударился в иронию по поводу тех писателей, которые смеют подвергать сатире победы и достижения своей армии, не говоря уже о простой неблагодарности, это было бы верхом неприличия. И не существует якобы никакого аморального аспекта и том, что насильственно, под предлогом войны с турками, были захвачены земли народов, населяющих Кавказ. Поэт оправдывает и описывает героические действия российских войск, которые ни-ни, не воруют, в отличие от сильно нехороших турок, и женщин чужих не трогают (кроме слишком благосклонных) - ангелы в солдатской форме. Правда, несколько уланов за курицами гонялись - однако и тут мудрый командир пресек эти ненужные и возбуждающие занятия. В общем, миссионеры, усмирители, несущие мир, просвещение и веру диким племенам. "Бремя белого человека" преобразилось у него в Бремя Русского Человека! Думаю, это наиболее шовинистическое произведение в русской литературе в самом чистом и непосредственном виде.

http://ilibrary.ru/text/483/index.html -"Путешествие в Арзрум" А.С.Пушкин, 1829 г

приложение. Гай Юлий Цезарь "Записки о галльской войне"
13. После этого сражения Цезарь считал уже совершенно недопустимым выслушивать послов и принимать какие-либо предложения от людей, которые сначала лживо и коварно просили мира, а затем сами, без всякого повода, открыли военные действия; а ждать усиления неприятельского войска и возвращения конницы он признавал верхом безумия. Зная, далее, галльское непостоянство, он видел, как уже много выиграли в их глазах враги только одним этим сражением: разумеется, им нельзя было давать ни одной минуты на принятие каких-либо решений. После таких соображений он сообщил легатам и квестору свое решение не терять ни одного удобного дня для сражения. Но тут весьма кстати случилось, что на следующий день к Цезарю в лагерь явились в большом количестве – столь же вероломно и лицемерно – германцы вместе со своими князьями и старейшинами будто бы для извинения в том, что накануне их люди завязали сражение вопреки соглашению и их собственной просьбе, а также для того, чтобы по возможности обманно выпросить себе новую отсрочку. Цезарь был очень рад, что они попались ему в руки, и приказал их задержать; сам же выступил со всем своим войском из лагеря, а коннице приказал идти в арьергарде, так как полагал, что она все еще находится в страхе от вчерашнего сражения.

14. Построив войско в три линии, он быстро прошел восемь миль и достиг неприятельского лагеря, прежде чем германцы успели понять в чем дело. Их все сразу ошеломило: быстрота нашего наступления, отсутствие своих и невозможность, за недостатком времени, посоветоваться друг с другом и взяться за оружие; в смятении они не знали, что лучше – вывести ли войско против неприятеля, защищать ли лагерь или спасаться бегством. Покамест они обнаруживали свой страх шумом и беспорядочной беготней, наши солдаты, раздраженные их вчерашним вероломством, ворвались в лагерь. Здесь те из них, которые успели быстро схватиться за оружие, некоторое время сопротивлялись и завязали сражение между обозными телегами. Но вся остальная масса, состоявшая из женщин и детей (они оставили родину и перешли через Рейн всем народом), бросилась бежать врассыпную; в погоню за ними Цезарь послал конницу.

15. Когда германцы услыхали у себя в тылу крик и увидали избиение своих, то они побросали оружие, оставили знамена и кинулись из лагеря; но, добежав вплоть до того места, где Моса сливается с Рейном, должны были отказаться от дальнейшего бегства: очень многие из них были перебиты, уцелевшие бросились в воду и погибли, не справившись ни с своим страхом и утомлением, ни с силой течения. Наши все до одного, за исключением весьма немногих раненых, благополучно вернулись в лагерь, избавившись от очень опасной войны, так как число неприятелей доходило до четырехсот тридцати тысяч человек. Тем, которые были задержаны в лагере, Цезарь разрешил удалиться, но они, из боязни подвергнуться мучительной казни со стороны галлов, земли которых были ими разорены, заявили, что желают остаться у него. Тогда Цезарь даровал им свободу.

16. По окончании войны с германцами Цезарь по многим причинам счел необходимым переправиться через Рейн. Важнейшей из них было его желание внушить германцам, которые очень легко склоняются к переходу в Галлию, страх за их собственные владения и показать им, что у римской армии хватит силы и решимости перейти через Рейн. К тому же часть конницы усипетов и тенктеров, которая, как я выше упоминал, перешла через Мосу за добычей и за провиантом и не участвовала в бою, после поражения своих укрылась за Рейном в стране сугамбров и соединилась с ними. Когда Цезарь послал к ним гонцов с требованием выдачи ему тех германцев, которые напали на него и на Галлию, они ему отвечали: власть римского народа кончается рекой Рейном. Если Цезарь считает несправедливым переход германцев против его воли в Галлию, почему же он желает присвоить себе права и господство над какими бы то ни было землями за Рейном? Наконец, убии, которые одни из зарейнских народов отправили к Цезарю послов, заключили с ним дружественный договор и дали заложников, теперь настойчиво просили помочь им против притеснений со стороны свебов: если же по соображениям политическим он этого сделать не может, то пусть он переправит свое войско через Рейн: это будет для них достаточной поддержкой и, кстати, гарантией на будущее время. Поражением Ариовиста и этим недавним сражением, говорили они, войско это стяжало себе такое имя и славу даже у самых отдаленных германских народностей, что уже самая идея дружбы с римским народом может вполне их обезопасить. Вместе с тем они обещали большое число кораблей для переправы войска.

17. По указанным причинам Цезарь решил переправиться через Рейн. Но переправу на судах он считал не вполне безопасной и не соответствующей его личной чести и достоинству римского народа. Хотя работы по постройке моста представлялись чрезвычайно трудными вследствие ширины, глубины и быстроты течения этой реки, он твердо решил или добиться своей цели, или уже не переправлять войска каким-либо иным способом. Мост он построил следующим образом: бревна в полтора фута толщиной, несколько заостренные снизу и по длине своей соразмерные с глубиной реки, соединялись друг с другом попарно на расстоянии двух футов. Они были с помощью машин опущены в реку, укреплялись и вколачивались бабами, однако не перпендикулярно, как вбиваются обыкновенные сваи, но наискось, наподобие стропил, и с уклоном в сторону течения реки; против каждой из этих пар вбивалась на расстоянии сорока футов по дну пара бревен, соединенная таким же образом, но уже поставленная против течения. Обе эти пары соединялись сверху поперечной балкой в два фута толщиной соответственно расстоянию между соединенными бревнами [каждой пары] и держались в одинаковом одна от другой расстоянии посредством двух болтов на обоих концах поперечной балки. Так как, следовательно, эти пары балок были [посредством поперечных балок] разъединены и укреплены в обе противоположные стороны, то все сооружение получило естественным образом такую прочность, что чем сильней был напор воды, тем крепче все его балки были связаны друг с другом. Поперечные сваи были устланы сверху продольными брусьями, а эти последние были покрыты шестами и фашинами. Тем не менее были еще вогнаны наискось вниз по течению сваи несколько ниже самих балок и вроде таранов, чтобы в соединении со всем сооружением разбивать напор воды. Были также и другие защитные сваи выше моста [против течения] на небольшом от него расстоянии, с тем чтобы стволы деревьев или бревна, которые вздумают пустить варвары по течению для разрушения моста, разбивались о них и не вредили мосту.

18. В течение десяти дней с того времени, как начали свозить лес, вся постройка была закончена, и теперь приступили к переправе войска. Цезарь оставил сильное прикрытие на обоих концах моста и поспешил двинуться в страну сугамбров. Тем временем к нему пришли послы от многих племен. На просьбу их о дружбе и о мире он дал благосклонный ответ и приказал привести заложников. Но сугамбры еще со времени начала постройки моста, по совету находившихся у них тенктеров и усипетов, приготовились к бегству, выселились из своей страны со всем своим движимым имуществом и укрылись в глухих лесах.

19. Пробыв несколько дней в их стране, Цезарь приказал сжечь все селения и дворы и скосить хлеб, затем вернулся в область убиев и обещал им свою помощь на случай нападения свебов. О них он получил следующие сведения: после того как свебы узнали от разведчиков о постройке моста, они, по своему обыкновению, созвали собрание и разослали повсюду гонцов с предложением выселяться из городов, укрыть в лесах жен и детей и все движимое имущество, а всем способным носить оружие сходиться в одно место: оно выбрано приблизительно в центре свебских владений; здесь они намерены поджидать прихода римлян и дать им решительный бой. Таковы были сведения, полученные Цезарем. Он уже привел в исполнение все то, ради чего решил переправить войско: нагнал страху на германцев, покарал сугамбров, освободил убиев от осады. Полагая, что им достаточно сделано для славы и пользы римского народа, он после восемнадцатидневного пребывания за Рейном вернулся в Галлию и снес мост.